Централизованная библиотечная система

  «Остров Сахалин» А. П. Чехова, книга-исследование условий, в которых проживали заключённые в Сибири, — это лучший образчик журналистской работы XIX века. И то, что так мало людей вообще знает об этой книге, то, что западные литературные критики  считают её второстепенным произведением, а не наиважнейшим (уступающим, например, дневникам Герцена), связано с тем, что журналистику редко рассматривают как часть литературы. А ещё больше — с обманом, на который Чехов пошёл, чтобы попасть в колонию.

  Чехов начал готовиться к поездке в Сибирь с 1889 года, вскоре после смерти брата от туберкулёза. К тому времени он уже знал, что тоже болен и, вероятно, умрёт. Для получения права остаться в колонии на три месяца Чехову пришлось врать многим. Одним он говорил, что едет собирать материал для научной работы, необходимой для получения медицинской степени. Другим — что собирается произвести небольшое исследование размеров семейных групп. Этот двойной обман и является причиной, по которой «Остров Сахалин» часто ошибочно рассматривают как медицинскую антропологию, а не журналистское расследование, чем эта книга и является. Как пишет Чехов:

  Чтобы побывать по возможности во всех населённых местах и познакомиться поближе с жизнью большинства ссыльных, я прибегнул к приёму, который в моем положении казался мне единственным. Я сделал перепись. В селениях, где я был, я обошёл все избы и записал хозяев, членов их семей, жильцов и работников. Чтобы облегчить мой труд и сократить время, мне любезно предлагали помощников, но так как, делая перепись, я имел главною целью не результаты её, а те впечатления, которые даёт самый процесс переписи, то я пользовался чужою помощью только в очень редких случаях.

  «Остров Сахалин» был опубликован как серия из девяти статей в журнале New Times. В своё время эту книгу приняли именно как журналистское расследование. Со временем что-то забылось, к тому же, ничего подобного «Острову Сахалин» Чехов больше не написал, и современные критики не знают, как отнестись к этой работе, поэтому анализ книги проводят через призму той лжи, на которую вынужден был пойти писатель.

  «Остров Сахалин» — величайшая журналистская работа XIX века, поскольку она не устаревает (в отличие от других крупных работ этого времени, например, о Крымской войне). У этого есть две причины. Первая — техническая, а вторая — вопрос восприимчивости.

  Во-первых, каждая из девяти статей, составивших впоследствии книгу, так объёмна, что автору хватило места для построения сложных характеров и нитей повествования. Во-вторых, статьи Чехова в основном очень реалистично описывают людей. Он открывает что-то новое в своих текстах, но в первую очередь он пишет о том, как человек проживает свою жизнь. В отличие от современников, Чехов не прибегает к самоцензуре, описывая человеческое поведение. Он готов писать обо всём и отнестись ко всему с состраданием. Вот пример типичной детали, которую отмечает Чехов, и его взгляд на неё:

  Говорят, что по дороге на маяк когда-то стояли скамьи, но что их вынуждены были убрать, потому что каторжные и поселенцы во время прогулок писали на них и вырезывали ножами грязные пасквили и всякие сальности. Любителей так называемой заборной литературы много и на воле, но на каторге цинизм превосходит всякую меру и не идёт в сравнение ни с чем. Здесь не только скамьи и стены задворков, но даже любовные письма отвратительны. Замечательно, что человек пишет и вырезывает на скамье разные мерзости, хотя в то же время чувствует себя потерянным, брошенным, глубоко несчастным.

  Я замираю от восторга, когда читаю такие строки. Люди не меняются и не изменятся никогда. Читаешь «Остров Сахалин», и кажется, будто читаешь о чём-то, что происходит прямо сейчас. Каждый раз, когда я открываю эту книгу, я очарован подобными моментами:

  Затем следует Вторая Падь, в которой шесть дворов. Тут у одного зажиточного старика крестьянина из ссыльных живет в сожительницах старуха, девушка Ульяна. Когда-то, очень давно, она убила своего ребёнка и зарыла его в землю, на суде же говорила, что ребёнка она не убила, а закопала его живым, — этак, думала, скорей оправдают; суд приговорил ее на 20 лет. Рассказывая мне об этом, Ульяна горько плакала, потом вытерла глаза и спросила: “Капустки кисленькой не купите ли?”.

  Читаю, и кажется, что Ульяна ещё жива, и Чехов пришёл к ней в избу и, наклонившись, слушает её. Только великая литература может подарить ощущение присутствия.

  Профессор получил телеграмму из фабрики Ляликовых: его просили поскорее приехать. Была больна дочь какой-то госпожи Ляликовой, по-видимому, владелицы фабрики, и больше ничего нельзя было понять из этой длинной, бестолково составленной телеграммы. И профессор сам не поехал, а вместо себя послал своего ординатора Королёва.

  Нужно было проехать от Москвы две станции и потом на лошадях версты четыре. За Королевым выслали на станцию тройку; кучер был в шляпе с павлиньим пером и на все вопросы отвечал громко, по-солдатски: “Никак нет!” — “Точно так!”.

  Вот ещё один пример такой грамматической путаницы из рассказа «Гусев» о больном моряке, одного из первых послесибирских произведений:

  Спит он два дня, а на третий в полдень приходят сверху два матроса и выносят его из лазарета.

  Его зашивают в парусину и, чтобы он стал тяжелее, кладут вместе с ним два железных колосника. Зашитый в парусину, он становится похожим на морковь или редьку: у головы широко, к ногам узко… Перед заходом солнца выносят его на палубу и кладут на доску; один конец доски лежит на борте, другой на ящике, поставленном на табурете. Вокруг стоят бессрочноотпускные и команда без шапок.

  Мы только к концу второго абзаца начинаем понимать, что спящий «он» на самом деле мёртв.

  Таких приёмов в «Острове Сахалин» нет совсем. Всё ясно и понятно. Разницу хорошо видно, если сравнить описания внутренних дворов зданий.

  Ознакомиться с книгой можно по ссылке:

http://chekhov-book-museum.ru/site_get_file/350/Ostrov%20Sahalin.pdf